Основы соционики
Функции Юнга
В.Блохин. 2025
Установки и четыре функции психики
Итак, Юнг открыл две установки – экстраверсию и интроверсию и четыре функции психики – мышление, чувство, ощущение, интуицию.
На самом деле этому предшествовала огромная работа, как практического, так и научного плана, которую проделал Юнг, прежде чем пришел к своим выводам. Результаты этой работы он сформулировал в своей знаменитой работе «Психологические типы».
Без преувеличения открытые Юнгом функции психики можно отнести к разряду весьма значимых событий в психологии начала 20-го века. К сожалению оно не было оценено по достоинству современниками. Однако, позднее многие его идеи получили не только признание, но и практическое применение, например в психоанализе, в тестировании и др. Соционика также во многом базируется на типологии Юнга. Это хотя бы отчасти компенсирует историческую несправедливость. Должен заметить, что среди социоников Юнг (в немалой степени благодаря Аушре) является непререкаемым авторитетом. Но обо всем по порядку.
Хронологически сначала были открыты экстраверсия и интроверсия.
Юнг обратил внимание, что «Существуют активные и пассивные натуры…, что существует нечто вроде задумывающихся и незадумывающихся натур, ибо я видел, что многие натуры, кажущиеся на первый взгляд пассивными, на самом деле не столько пассивны, сколько предусмотрительны. Они сначала обдумывают ситуацию — потом действуют, а так как для них это обычный образ действия, то они упускают случаи, где необходимо непосредственное действие без раздумий, и, таким образом, складывается мнение об их пассивности.
Незадумывающимися всегда казались мне те, кто без раздумий прыгает обеими ногами в ситуацию, чтобы потом уж только сообразить, что они, похоже, угодили в болото.
Это наблюдение побуждает меня сформулировать типизацию следующим образом: существует целый класс людей, которые в момент реакции на данную ситуацию как бы отстраняются, тихо говоря «нет», и только вслед за этим реагируют, и существуют люди, принадлежащие к другому классу, которые в такой же ситуации реагируют непосредственно, пребывая, по-видимому, в полной уверенности, что их поступок, несомненно, правильный. Т. е. первый класс характеризуется некоторым негативным отношением к объекту, последний — скорее позитивным.
Первый класс соответствует интровертной, а последний — экстравертной установке».
Однако позднее Юнг обнаружил, что не все различия можно объяснить экстраверсией и интроверсией, и что существуют огромные различия внутри самих групп интровертов и экстравертов.
«Противопоставление интроверсии и экстраверсии провести просто, однако простые формулировки, к сожалению, чаще всего подозрительны. Слишком легко они укрывают действительные трудности. Я говорю так, исходя из собственного опыта, ведь едва я опубликовал первую формулировку своих критериев — этому событию скоро будет двадцать лет, — как, к своему неудовольствию, обнаружил, что каким-то образом попал впросак. Что-то не сходилось. Видимо, я пытался объяснить слишком многое простыми средствами, как это чаще всего и бывает при первой радости открытия.
Я обнаружил факт, который невозможно было отрицать, а именно прямо-таки огромные различия внутри самих групп интровертов и экстравертов, различия, которые были столь велики, что у меня появились сомнения, видел ли я вообще что-либо правильно.
Для того, чтобы развеять эти сомнения, потребовалось около десяти лет работы по наблюдению и сравнению.
Вопрос, откуда берутся огромные различия внутри типа, столкнул меня с непредвиденными трудностями, к которым я долго не мог подступиться. Некоторые из этих трудностей основывались на наблюдении и восприятии различий, но главной их причиной была, как и раньше, проблема критериев, т. е. подходящего обозначения для различий характеров.
В рамках одного доклада у меня нет возможности упомянуть о тех отдельных наблюдениях, которые побудили меня выделить в качестве критериев рассматриваемых различий определенные психические функции».
Далее Юнг объясняет трудности в психологической терминологии, с которыми он столкнулся, и почему он выбрал для психических функций соответствующие названия.
«В действительности же мы прибегаем к уже имеющимся в обыденном языке понятиям, которые доступны и ясны каждому. Если, например, я говорю о «мышлении», то только философ не знает, что под этим подразумевается, но ни один дилетант не найдет это непонятным; ведь мы употребляем это слово ежедневно и всегда подразумеваем под ним примерно одно и то же, однако если попросить дилетанта дать четкое определение мышлению, то он окажется в весьма затруднительном положении. Насколько трудно бывает научно определить такие непосредственные психологические понятия, настолько же легки они для понимания в обиходном языке.
Язык par excellence (предпочтительно, в основном) является собранием наглядностей; оттого-то с таким трудом закрепляются и очень легко отмирают ненаглядные, слишком абстрактные понятия, что они слишком мало соприкасаются с действительностью. Каждый представляет себе, что такое, например, сознание, и, хотя наука далеко еще этого не знает, никто не может сомневаться в том, что понятие сознание покрывает вполне определенные психические факты.
Именно поэтому я и взял в качестве критериев различения внутри одного типа установки просто выраженные в языке дилетантские понятия и обозначил ими соответствующие психические функции.
Например, я взял мышление, как оно в общем понимается, поскольку мне бросилось в глаза, что одни люди размышляют несоизмеримо больше других и соответственно в своих решениях придают больший вес разуму. Они используют мышление для того, чтобы понять мир и к нему приспособиться, и с чем бы они ни сталкивались, все подвергается обдумыванию и осмыслению либо же, в крайнем случае, приведению в соответствие с заранее разработанными общими принципами.
Другие же люди удивительным образом пренебрегают мышлением в пользу эмоционального фактора, т. е. чувства. Они стойко проводят «политику чувств», и требуется уже действительно чрезвычайная ситуация, чтобы заставить их задуматься.
Существует много людей, ограничивающих себя восприятием простой конкретной реальности, без какого-то размышления о ней или принятия в расчет определенных чувственных оценок. Их также весьма мало волнуют возможности, скрытые в ситуации. Таких людей я описываю как ощущающие типы.
Наконец, интуитивы не обеспокоены ни идеями, ни чувственными реакциями, ни реальностью предметов, а целиком отдают себя во власть соблазнительных возможностей и без сожаления оставляют те ситуации, в которых не «чуют запаха» возможностей новых.
В ощущение я включаю все восприятие с помощью чувственных органов, а интуицию я понимаю как восприятие с помощью бессознательного или восприятие бессознательных содержаний.»
Юнг рассматривает четыре функции психики, как средства для адаптации и ориентации во внешней действительности.
«Настолько, насколько позволяет мой опыт, эти четыре базовых функции кажутся мне достаточными, чтобы выразить и представить многочисленные виды сознательной ориентации. Для полной ориентации все четыре функции должны сотрудничать на равных: мышление облегчает познание и суждение, чувство говорит нам, в какой степени и как та или иная вещь является для нас важной или не является таковой, ощущение должно передавать нам с помощью зрения, слуха, вкуса и т. д. сведения о конкретной реальности, а интуиция позволяет нам угадывать скрытые возможности в подоплеке происходящего, поскольку эти возможности также принадлежат целостной картине данной ситуации».
Юнг выделяет не только четыре функции, но и описывает структуру из этих функций, т.е. описывает связи между ними. Он утверждает, что мышлению противостоит чувство, а ощущению – интуиция. Также он объединяет мышление и чувство в класс рациональных функций, который противостоят другому классу – иррациональному - функциям ощущения и интуиции.
«Мыслительный тип, например, должен с необходимостью подавлять и исключать чувство, насколько это возможно, так как ничто не расстраивает мышление так сильно, как чувство, и чувствующий тип подавляет мышление, поскольку нет ничего более вредного для чувства, нежели мышление.
Ощущение по отношению к интуиции столь же антагонистично, как мышление по отношению к чувству. Ведь когда я своими ушами и глазами намереваюсь установить, что же происходит в действительности, я могу делать все что угодно, только не мечтать и не фантазировать одновременно с этим, но как раз именно это последнее и должен делать интуитивист, чтобы дать простор своему бессознательному или объекту.
Однако преобладанием той или иной функции объясняются не все имеющиеся различия.
Существует немало людей, реакции которых основываются, главным образом, на иррациональности, т. е. либо на ощущении, либо на интуиции, но никогда на том и другом сразу, ибо ощущение по отношению к интуиции столь же антагонистично, как мышление по отношению к чувству.
А то, что я называю мыслительным или эмоциональным типами, — это люди, которые опять-таки содержат в себе нечто общее, что я не могу охарактеризовать иначе, как словом рациональность. То, что мышление в своей сути рационально, не будет, пожалуй, оспаривать никто. Но когда мы перейдем к чувству, появятся веские контрдоводы, которые я не стал бы отметать сразу. Напротив, я могу заверить, что проблема чувства задала мне немалую головоломку».
«Поэтому я предложил под чувством в первом значении понимать чувствование как таковое и, наоборот, слово «чувство» … убрать из психологического лексикона и заменить понятием «ощущение», если речь идет о перцептивном опыте или понятием «интуиция», если речь идет о такого рода восприятии, которое нельзя непосредственно свести к осознанному перцептивному опыту. Поэтому я определил ощущение как осознанное восприятие с помощью органов чувств, а интуицию как восприятие через бессознательное.
Эмоциональные оценки, эмоциональные суждения и вообще сами эмоции могут быть не просто разумными, но и логичными, последовательными и рассудительными и в этом смысле точно такими же, как мышление.
Мышление и чувство противостоят иррациональным функциям – ощущению и интуиции, причем, по причине, отвечающей самой глубокой их сущности.
Когда мы думаем, то делаем это с намерением прийти к какому-нибудь выводу или заключению, а когда, чувствуем, то для того, чтобы достичь верной оценки. Ощущение же и интуиция как функции восприятия имеют целью восприятие данного, а не его истолкование или оценку. Следовательно, они просто должны быть открыты для данного, а не действовать избирательно по определенным принципам.
Меня чуть ли не с упреком спрашивали, почему я говорю ровно о четырех функциях, не больше и не меньше. То, что их ровно четыре, получилось прежде всего чисто эмпирически. Но то, что благодаря им достигнута определенная степень цельности, можно продемонстрировать следующим соображением. Ощущение устанавливает, что происходит фактически. Мышление позволяет нам узнать, что означает данное; чувство — какова его ценность, и, наконец, интуиция указывает на возможные «откуда» и «куда», заключенные в том, что в данный момент имеется.
Благодаря этому ориентация в современном мире может быть такой же полной, как и определение места в пространстве с помощью географических координат. Четыре функции являются своего рода четырьмя сторонами горизонта, столь же произвольными, сколь и необходимыми.
Функции Юнга
Ощущение